Салимов удел смотреть онлайн, Дитя Колорадо (Парень из Колорадо). Стивен Кинг

Савинковых, Азефа и пр и их расчетливых заказчиков Неудача не обескуражила Стивена — перед летними каникулами он успешно загнал соученикам новую повесть «Вторжение со звезд». Онлайн просмотр Плеер 2 Скачать. На той же машинке он печатал рассказы, которые восемь лет подряд рассылал в разные журналы, прежде всего в любимый детьми журнал Альфреда Хичкока «Хичкок мистери мэгэзин». Этому жителю Фрайбурга исполнилось сорок два года, и он был классическим неудачником — бывший строительный рабочий, бывший механик и дорожный нарушитель со стажем.

Вся эта история имела неожиданный и довольно зловещий эпилог. В сентябре года газеты сообщили о внезапной смерти Брайена Смита — крепкого мужчины, который ничем серьезным не болел. Накануне вечером его мать, не получавшая вестей от сына уже несколько дней, попросила фрайбургских полицейских навестить его трейлер. Заглянув в окно, они увидели Смита лежащим на кровати лицом вверх. Когда он не ответил на стук, стражи закона взломали дверь и кое-как вывели из комнаты ротвейлеров Пулю и Пистоля.

Вначале думали, что Смит совершил самоубийство, но врачи констатировали смерть от сердечного приступа. Правда, глаза покойника были вытаращены, словно он увидел что-то очень страшное, но при летальных приступах такое случается нередко. Смит пролежал в гараже уже дня два, но точного времени смерти дознаватели так и не узнали. Сказали только, что покойный часто болел и принимал чрезмерное количество лекарств — возможно, это его и погубило.

Кинг отозвался на эту смерть заявлением: «Я глубоко сожалею о кончине Смита, поскольку смерть летнего человека всегда безвременна. Наши жизни пересеклись странным образом, и я рад, что я выжил, но его мне жаль». Конечно, добрым его отношение к покойному назвать нельзя. В одной из статей он писал: «У этого парня был ай-кью банки томатного супа, причем пустой.

Он умудрился сбить меня на открытом месте посреди длиннющей дороги. Впрочем, чему тут удивляться, если НАСА, где сосредоточены все мозги и технология мира, не может попасть ракетой по Марсу. Странная смерть Смита пришлась на 21 сентября, день рождения Кинга, и немало людей поверили, что писатель наслал на своего обидчика проклятие или напустил на него кого-нибудь из своих любимых монстров.

Во всяком случае, финал всей этой истории был вполне в духе Кинга, что заметно подняло его популярность, начавшую было падать. В ближайшие годы тиражи его книг резко возросли, а режиссеры чуть ли не дрались за право экранизации тех его произведений, что еще не обрели вторую жизнь на экране.

За тридцать лет славы Кинг уже привык, подобно легендарному царю Мидасу, превращать в золото все, к чему он прикасается. Привык к затворничеству, к назойливому вниманию репортеров, к мешкам писем у входной двери. Но когда-то он вел совсем другую жизнь. И все его привычки, страхи, фантазии, даже литературные приемы берут начало там — в полунищем провинциальном детстве, куда он обожает возвращаться в своих романах.

Вернемся и мы — в далекую, уже ставшую легендой Америку «золотых пятидесятых» и «бунтующих шестидесятых». Кинг не раз говорил, что писатели никогда ничего не забывают. Но вряд ли это относится к ранним годам жизни — их он сам называет «туманным ландшафтом, на котором кое-где торчат отдельными деревьями воспоминания». Конечно, не помнит он — хотя иные писатели уверяют, что помнят, — и своего появления на свет.

Это случилось 21 сентября года в Малыш был крупный и вполне здоровый, что стало большим сюрпризом для врачей: все-таки Нелли Рут Пиллсбери исполнилось уже 33 года, эти роды были для нее первыми, и крепким здоровьем она не отличалась.

Рут происходила из обширного семейства Пиллсбери, ведущего свой род чуть ли не от первых колонистов Новой Англии. В роду имелись и богачи — например, основатели одной из крупнейших в мире пищевых компаний Pillsbury , в свое время переехавшие на Запад. Однако родители Рут — Гай и Нелли — жили достаточно скромно. Глава семьи работал плотником и выбивался из сил, чтобы прокормить восьмерых детей. Дочек, едва они оканчивали школу, спешили выдать замуж, но Рут засиделась в девках по причине то ли полного отсутствия приданого, то ли неказистой внешности.

Только в 26 лет на нее обратил внимание бравый моряк Дональд Кинг. Как раз тогда началась Вторая мировая, и Дональд, служивший в торговом флоте, не раз пересекал Атлантику из конца в конец, играя в прятки с немецкими субмаринами. При этом он больше боялся не смерти, а списания на берег из-за плохого зрения — бравый моряк страдал астигматизмом, который унаследовал и Стивен.

Многие биографы указывают, что Кинг-старший родился в Перу, и не все добавляют, что имеется в виду не страна в Южной Америке, а городок в штате Индиана. В «Пляске смерти» Кинг писал: «Пиллсбери, уравновешенные и практичные, были добропорядочными англосаксами; зато отец, как и все его родственники, отличался большой эксцентричностью. У его сестры, моей тетки Бетти, случались «заскоки», моя бабушка по отцовской линии любила съесть на завтрак ломоть хлеба со свиным салом, а дед, шести футов ростом и весом триста пятьдесят фунтов, умер в тридцать два года, пытаясь обогнать поезд».

Почти ничего не зная о пропавшем родителе, сын сочинил о нем множество легенд. В его мечтах отец представал то обветренным морским волком, то засекреченным изобретателем чудо-оружия. Уже в зрелом возрасте он уверял, что настоящая фамилия отца — Спански, что уводило его корни куда-то в Восточную Европу.

Но если в крови черноволосого здоровяка Дональда и была польская либо еврейская примесь, она терялась в буйной шотландско-ирландской закваске. Дональд, как и Рут, родился в году, его родители держали лавку, но их скромный достаток сожрала депрессия. Оставалось пойти на флот. За свадьбой последовали безуспешные попытки зачать ребенка во время редких визитов Дональда домой.

В победном м супруги решили взять приемного сына, и в семье появился трехмесячный Дэвид, брошенный матерью. Такое случалось нередко — в прибрежных городах моряки и солдаты, плывущие в Европу, оставили немало внебрачных отпрысков, которых матери не могли прокормить.

Экономика страны в годы войны росла как на дрожжах, но Мэн оставался бедным штатом. Большинство мужского населения трудилось на лесопилках и бумажных фабриках, остальные ловили рыбу или устриц в прибрежных шхерах. Для женщин работы не было, и Рут скоро ощутила это на себе. Правда, пока что она могла не беспокоиться — муж получал хорошие деньги на флоте, а после демобилизации устроился продавцом стиральных машин фирмы «Электролюкс».

Но отношения супругов портились: заработанные деньги Дональд просаживал в карты и тотализатор или просто пропивал. Домой он являлся под утро, и Рут подозревала, что дело не только в выпивке. Осенью го семья распалась. Среди биографов Кинга бытует версия, что однажды вечером Дональд вышел за сигаретами по другой версии — за пивом и бесследно исчез. На другой день Рут сказала детям, что папу забрали марсиане.

На самом деле она хорошо знала имя «марсианки» — грудастой официантки из Коннектикута, с которой ее муж сошелся уже давно. Верная принципам, она вычеркнула изменщика из жизни и с тех пор никогда не упоминала о нем.

Стивен тоже обижался на родителя, но не переставал его любить. Любил он и мать, но Рут Кинг была женщиной жесткой, нервной и к тому же скуповатой, и мальчик чувствовал себя с ней не слишком уютно. Позже в его произведениях часто мелькал образ слабого, но доброго отца, прижатого под каблук властной матерью. Таков Рэндолл Гарфилд из романа «Сердца в Атлантиде» — правда, он не сбежал из семьи, а умер. Он не сомневался, что это был его папа За это он почти ненавидел отца, и его сдерживало только то, что именно этого хотела от него мать».

О дальнейшей судьбе отца Кинг — ас ним и его читатели — узнал совсем недавно. Выяснилось, что Дональд так и жил себе в Коннектикуте сначала со своей официанткой, потом с какой-то продавщицей родом из Бразилии. Формально он не был разведен, поэтому тщательно скрывал от подруги сведения о бывшей семье.

Хотя Кинг почему-то уверен, что блудный отец не переставал любить его и читал кое-какие его книги. Он наплодил целую кучу — пять или шесть — смуглых детишек и умер в году, так и не собравшись повидаться с сыном.

А Рут с двумя детьми странствовала по стране в поисках работы. Ее история хорошо смотрелась бы в советских газетах, обожавших обличать капитализм. В интервью года Кинг говорил: «Я с детства чувствовал, что жизнь несправедлива. Мать воспитывала меня одна, отец бросил нас, и ей пришлось много и тяжело работать. Мы были бедными, жили от получки до получки и ничего не знали об обществе равных возможностей и прочей ерунде. Мы были «детьми с ключом на шее» еще до того, как появилось это выражение, а она была главой семьи и кормильцем, когда большинство женщин не работали, обслуживая домочадцев.

Она никогда не жаловалась, но я не был ни глухим, ни слепым. Кое-что от этого ощущения несправедливости еще осталось и отражается сегодня в моих книгах». Хорошо еще, что клан Пиллсбери не отказывал Рут в поддержке, хотя замужние сестры про себя, а порой и вслух осуждали непутевую родственницу.

Чаще других бродячее семейство принимали тетя Этелин и ее муж Орен Флоус, жившие в городке Дарем недалеко от Портленда. К их дому относятся самые ранние воспоминания Стивена — там он в два года уронил себе на ногу тяжеленный шлакоблок. Год спустя семья оказалась в Уэст-де-Пер, штат Висконсин, где жила другая тетка. Из их дома Кингам пришлось съехать, когда соседи увидели шестилетнего Дэвида ползающим по крыше.

Временами дети гостили у родителей беглого отца в Форт-Уэйне, штат Индиана. Матери вечно не было дома — она работала то уборщицей, то официанткой, то прачкой. Все деньги уходили на еду и оплату нянек, которые часто менялись, и ни одна не была похожа на Мэри Поппинс. Стивен запомнил, как одна из них — здоровенная негритянка по имени то ли Эйла, то ли Бейла — скормила ему яичницу из семи яиц, а когда малыша начало тошнить, заперла его в стенной шкаф. Поклонники писателя должны быть ей благодарны — из этого шкафа вышла добрая половина кинговских ужасов.

Хотя, возможно, дело просто в излишней впечатлительности, унаследованной от ирландских предков. С раннего детства и до сих пор Кинг перед сном тщательно укутывает ноги одеялом, чтобы их не схватила холодная зеленая рука из-под кровати. Конечно же его пугала жуткая темнота стенного шкафа — того самого closet , который нерадивые переводчики не раз обзывали «клозетом». Эта непременная принадлежность детской в англо-американских домах завораживала не только Кинга — вспомним хотя бы начало «Нарнии» Клайва Льюиса.

Скрип приоткрытой сквозняком дверцы пугал по-настоящему, а отблеск металлических ручек было легко принять за сверкание злобных глаз. Бука, сидящий в шкафу, был первым кошмаром в жизни Кинга.

Другим были мертвецы. Стив живо интересовался ими и постоянно расспрашивал мать и родных о том, как умирают люди. Сообщенных ими физиологических деталей хватило, чтобы воображение мальчика заработало в полную силу.

Так родился рассказ о том, что в четыре года у него на глазах поезд задавил соседского парня, чуть ли не его друга.

Из этого события якобы выросло ужасающее описание раздавленного трупа в повести «Тело ». Достоверность истории сомнительна, поскольку никто из родственников писателя ее не подтверждает. Да и железной дороги рядом с домом Кинга не было, а далеко уходить ему не разрешали. В семь лет он пошел в школу в Дареме, но почти весь первый класс провалялся в постели — вначале с корью, потом с воспалением среднего уха и другими малоприятными болезнями. Ему прокалывали барабанные перепонки, чтобы выпустить гной, и эта боль казалась ему самой сильной вплоть до происшествия года.

Отчаянно скучая дома, Стив выучился читать и проглатывал тонны наивных комиксов о приключениях героических летчиков и рейнджеров. В семь с небольшим его впервые охватила тяга к писательству, и он написал рассказ о приключениях персонажа комиксов — капитана Кейси.

Прочитав четыре страницы, исписанные большими печатными буквами, мать сказала: «Напиши лучше что-нибудь свое, Стиви. Этот Кейси — полная чушь, он только и делает, что бьет кому-нибудь морду». Мальчик послушался и написал сказку о волшебных зверях, которые во главе с Белым Кроликом ездили на машине и выручали из беды маленьких детей.

Эта история матери понравилась, и Стив получил 25 центов — свой первый писательский гонорар. Это вдохновило его продолжить литературные опыты, по-прежнему черпая сюжеты из комиксов и детских книжек. Фантазия мальчика находила выход в снах. Позже в книге «Пляска смерти» он писал: «Самый яркий сон, какой я только могу вспомнить, приснился мне в восьмилетием возрасте.

Во сне я увидел труп повешенного, болтающийся на виселице на холме. На плече трупа сидели птицы, а за ним было ядовитое зеленое небо с кипящими облаками. На трупе была надпись: Роберт Бернс.

Но, когда ветер повернул тело, я увидел, что у трупа мое лицо — разложившееся, поклеванное птицами, но, несомненно, мое. И тут труп открыл глаза и посмотрел на меня. Я проснулся с криком ». Шестнадцать лет спустя этот сон стал одним из центральных образов романа «Жребий Салема», где повешенный превратился в злодея Хьюби Марстена.

О других детских снах Кинг умолчал, но, без сомнения, их было немало. Его воображение питал и сам штат Мэн — лесное захолустье, где жизнь еще недавно была глухой и таинственной.

Устами старика из рассказа «Человек в черном костюме» он описывает это легендарное время «до войны» речь идет о Первой мировой : «За пределами городов фермы стояли далеко друг от друга, и с декабря до середины марта мы чаще всего жались у маленьких островков тепла, которые назывались «семьями».

Мы ежились и прислушивались к завыванию ветра в трубе, надеясь, что никто из нас не заболеет, не сломает ногу или не вобьет в голову дурных мыслей, как тот фермер в Касл-Роке, что тремя годами раньше зарубил жену с детишками и сказал в суде, что духи заставили его сделать это. В те дни до Великой войны большую часть земель вокруг Моттона занимали леса и трясины, мрачные места, полные лосей и москитов, змей и секретов. Тогда духи действительно были повсюду». Летом го семья снова переехала — на этот раз в Коннектикут, где жили тетя Лоис и ее муж Фред.

Рут предложили работу в прачечной в городе Стрэтфорд, и Кинги сняли квартиру на третьем этаже дома на Уэстброд-стрит. Неподалеку располагался огромный заросший пустырь с речкой посередине и заброшенной линией железной дороги. Этот пустырь стал для Кинга волшебной страной Оз, из которой вышли многие его произведения. В романе «Оно» он предстает под именем Пустошь, а в детстве Стив и его друзья звали его «джунглями». На тамошней свалке можно было отыскать подручный материал для сооружения потайной землянки или запруды на безымянной речушке.

Эта запруда, залившая половину улицы, тоже описана в «Оно», только в реальности ее построил не Бен Хэнском, а брат Стивена Дэвид. Он с детства был увлечен изобретениями и постоянно мастерил всякие хитрые механизмы. Сооруженный им совместно с младшим братом «чудо-электромотор» вырубил электричество не только в их доме, но и у соседей, вызвав визит полиции.

В общем, приключений хватало. Не случайно Кинг считает тот период самым счастливым в своей жизни, а буквально все его юные герои имеют возраст десять-одиннадцать лет — именно столько было тогда ему самому. На стрэтфордских фотографиях мы видим курносого лохматого мальчишку — довольно упитанного и с очками на носу. Оба этих обстоятельства изрядно портили Стиву жизнь. Поэтому он не любил вспоминать школу, где немало натерпелся от хулиганов.

Это он, а не толстяк Бен из «Оно », убегал от обидчиков в чащобы Пустоши и прятался там с друзьями из «Клуба неудачников». Другим местом спасения была библиотека со стеклянным коридором, разделявшим детское и взрослое отделения.

Темными вечерами этот освещенный коридор казался Стиву волшебным островом, полным книжных сокровищ. Здесь он прочел забавные истории доктора Зейса, а потом книги посерьезнее — «Остров сокровищ» Стивенсона и совсем недетского «Повелителя мух» Голдинга.

Эта библиотека, описанная в нескольких произведениях Кинга, позже была перестроена, но он оплатил строительство точно такой же в Бангоре. Книги были для него не только окном в мир, но и способом убежать от домашних неурядиц.

Дэвид в свободное от изобретательства время проявлял все неприятные свойства старшего брата. Кинг вспоминал об этом в рассказе «Бабуля»: «К брату он не испытывал особо светлых чувств. Бадди никогда не был слишком любезен и заботлив. Любимым его развлечением было повалить Джорджа на пол, усесться сверху и колотить его по лбу ложкой — Бадди называл это Пыткой Краснокожих и смеялся, как дебил».

Немудрено, что, повзрослев, Кинг отдалился от своего замечательного брата и теперь видится с ним раз в пять лет. Его отношения с матерью тоже не были особенно теплыми. У нее были приятели, но никто из них не задерживался надолго Одного звали Норвилл; от него пахло сигаретами «Лаки», и при нем в нашей двухкомнатной квартире летом работали три вентилятора; другой был Милт, он водил «бьюик» и летом носил гигантские синие шорты; был еще третий, очень маленького роста; кажется, он работал поваром во французском ресторане.

Насколько мне известно, ни с кем из них о браке речь даже не заходила. Матери, видно, хватило одного раза пройти этим путем». Летом года семейство вернулось в Дарем. На семейном совете Пиллсбери было решено отрядить Рут ухаживать за родителями, которым было уже за восемьдесят.

За это другие члены семьи выделили ей жилье и пообещали помогать деньгами и провизией. Как водится, постепенно обещания забылись — присланных денег едва хватало на еду, а все подарки свелись к заношенным детским вещам.

Между тем уход за престарелой четой был делом нелегким — тощий и хмурый Гай почти не мог говорить, но постоянно выражал недовольство кряканьем, похожим на утиное. По всей видимости, у него бывали периоды просветления, когда он учил внука уму-разуму. Но, быть может, мудрый старик в произведениях Кинга — всего лишь собирательный образ, проявление тоски по мужскому воспитанию, которого Стивену всегда не хватало.

Нелли Пиллсбери была расползшейся полуслепой старухой, которая с трудом вставала с постели. Когда ей показали внука, она захотела его обнять, и Стив еле сдержал крик, почуяв прикосновение ее холодных и влажных рук-щупалец. Позже в рассказе «Бабуля » бабушка предстала злобной ведьмой, едва не погубившей маленького героя. При этом Нелли, много лет работавшая учительницей, сохраняла твердую память — например, могла перечислить всех президентов США.

Но временами на нее «находило», и она начинала разговаривать с умершими сестрами или истошно кричала, что домочадцы забыли покормить ее старого коня Билли, околевшего полвека назад. При всех своих странностях бабушка прожила еще пять лет, дедушка — семь. Когда они умерли, Рут Кинг было уже за сорок, и она нашла себе работу экономки в пансионе для неопасных психов в соседнем городке Нью-Глостер. Там она работала почти до самой смерти, и Кинг не раз винил своих родных в том, что они заперли мать в клетку, из которой она так и не нашла выхода.

И все же теперь у семьи была крыша над головой, и бесконечные переезды прекратились. Тогда же в их доме появился первый черно-белый телевизор. Позже Кинг очень радовался тому, что это случилось так поздно, — все же книги гораздо полезнее для развития писательского дара, чем дурацкие шоу и рекламные ролики. Но тогда он с увлечением смотрел вестерны и фантастические сериалы.

В те годы все бредили фантастикой, особенно после того, как в небо взлетел первый спутник, — к разочарованию американцев, советский. В конце того же знаменательного года Стивен отыскал в чулане тети Этелин старый сундук с журналами и книгами.

Роль этого сундучка в кинговской мифологии весьма велика — считается, что он едва ли не целиком сформировал литературные пристрастия будущего писателя. Кому принадлежал сундучок, осталось загадкой — тетя, как и большинство американцев, не отличалась любовью к чтению.

Стиву нравилось думать, что журналы достались ему от фантазера-отца. В том же чулане лежали его вещи, позже описанные в рассказе «Обезьяна»: «Множество морских карт, некоторые из них были с аккуратно нанесенными окружностями. И косоглазый бинокль: если в него долго смотреть, то кружилась голова и ломило глаза. И конверты с ворохом аккуратно вложенных диковинных марок, и чужеземные монеты, и черные блестящие камешки с гавайского острова Мауи, увесистые и зловещие, и пластинки в ярких конвертах с надписями на иностранных языках».

В сундучке нашлись фантастические журналы х годов и книжки издательства «Эйвон» с рассказами Говарда Лавкрафта и Рэя Брэдбери. Прочитав их от корки до корки, мальчик отправился в городскую библиотеку за новыми, а в его произведениях Белого Кролика вытеснили покорители космоса вперемешку с вампирами и прочими монстрами.

Чуть позже, в м, он послал в журнал «Космонавт», издаваемый Форрестом Аккерманом, рассказ, ни названия, ни содержания которого уже не помнит.

Аккерман не напечатал рассказ, но сохранил его, и много лет спустя Кинг, уже ставший знаменитым, поставил на рукописи свой автограф. Этот рассказ был написан уже не вручную, а отпечатан на подержанной машинке «Ройял» — ее за десять долларов купила Стивену мать, первой поверившая в его писательское будущее. На той же машинке он печатал рассказы, которые восемь лет подряд рассылал в разные журналы, прежде всего в любимый детьми журнал Альфреда Хичкока «Хичкок мистери мэгэзин».

Это уважаемое издание только однажды соизволило прислать ему ответ, который гласил: «Не сшивайте рукописи степлером. Пользуйтесь скрепками». Эту рекомендацию Кинг выполнил. А отказ нацепил на гвоздь, вбитый у него над кроватью, где уже висела охапка предыдущих. Постепенно отказов скопилось столько, что гвоздь их не выдержал, и его пришлось заменить плотницким костылем.

Тогда Стивен жил в маленькой комнатке под самой крышей, где едва помещались его сокровища — пишущая машинка, груда фантастических книжек и проигрыватель «Вебкор». В этой музыке бурлила энергия, которой были переполнены Стив и миллионы его сверстников. В году президентом стал Кеннеди, которого семья Пиллсбери недолюбливала вдвойне — как демократа и католика. Сами они, как и большинство жителей Мэна, были республиканцами и методистами — приверженцами предельно упрощенного протестантского обряда, изобретенного в Англии в начале XIX века.

Мать Кинга иногда посещала методистскую церковь, но сам он полностью отказался от веры предков. Вероятно, это случилось именно в краткую эпоху Кеннеди, когда Америка начала стремительно меняться.

Молодежь укорачивала юбки и отпускала волосы, с мыса Канаверал отправился в космос первый астронавт, а соседняя Куба перешла под власть коммунистов, что едва не привело к мировой ядерной войне. В ней писалось обо всех новостях семьи Кингов и их соседей, были разделы погоды, рецептов и юмора.

Братья выпускали газету в подвале даремского дома — вначале на гектографе, потом на купленном у старьевщика ротапринте. Постепенно тираж газеты вырос с пяти до пятидесяти экземпляров — родне они раздавались бесплатно, а прочим продавались за пять центов, что кое-как окупало типографские расходы. Осенью го Стивен перешел в среднюю школу, которая располагалась в соседнем городке Аисбон-Фоллс. Учился он хорошо, но без всякого удовольствия и писал позже: «Что вообще в школе хорошего?

Когда нас туда швыряют, как заложников в турецкую баню странные у Кинга представления о турецкой бане! Только после третьего или четвертого класса мы начинаем понимать, какой это вообще идиотизм». У новой школы было только одно достоинство — она располагалась недалеко до Льюистона, где, в отличие от крошечного Дарема, имелось целых два кинотеатра.

Стивен с приятелями ездили туда по субботам на законных основаниях и в другие дни — если удавалось сбежать с уроков, отыскав при этом сорок центов на билет. Кинг и его лучший друг Крис Чесли особенно любили фильмы ужасов — вольные вариации Роджера Кормена на тему рассказов Эдгара По.

По одному из таких фильмов — «Колодец и маятник» — Стивен написал повесть, которую напечатал на семейном гектографе в количестве сорока экземпляров. Повесть стала первым бестселлером Кинга — в первый же день он распродал весь тираж по четвертаку за штуку. Правда, по окончании уроков его вызвали к завучу миссис Хислер, которая велела ему отдать обратно все полученные деньги и впредь не торговать в стенах школы всякой ерундой. Неудача не обескуражила Стивена — перед летними каникулами он успешно загнал соученикам новую повесть «Вторжение со звезд».

В апреле года они с Крисом отпечатали на том же гектографе тиражом 50 экземпляров сборник из восемнадцати коротких рассказов, известный под названием «Люди, места и вещи». Похоже, это имя было присвоено гораздо позже коллекционерами, которые сегодня готовы отдать любые деньги за эту бумажную тетрадку.

Но напрасно — по всей вероятности, ни одного целого экземпляра сборника не сохранилось. Часть рассказов вообще оказалась утрачена, включая те пять, что были написаны Чесли. Впоследствии друг детства Стивена стал рабочим в Портленде и разбился на машине, не дожив до тридцати лет.

Он стал прототипом Криса Чамберса, одного из героев ностальгической повести «Тело». Уцелели десять рассказов Кинга — коротенькие, наивные и написанные под впечатлением от книг и фильмов.

В школе Стивена больше не дразнили. Он заметно похудел, вытянулся и подлечил зрение — надевал очки, только когда читал. Но сильнее всего его репутацию упрочила писательская слава, с которой смирилась даже миссис Хислер.

В предпоследнем классе его назначили редактором школьной газеты под названием «Барабан ». Работать там было скучно, и однажды Кинг для развлечения изготовил пародию — четырехстраничную «Сельскую отрыжку», полную издевок над педагогами.

Газета была найдена, автора вызвали на расправу и грозили исключением, но ввиду отсутствия проблем с учебой и поведением он отделался выговором. Правда, через год учительница стенографии миссис Грамизан, особенно обиженная Кингом в газете он переименовал ее в Грымзу , помешала ему получить медаль, облегчающую право на поступление в колледж. С тех пор Стивен не увлекался сатирой, но всегда любил пошутить — правда, в чисто американском грубоватом стиле.

В выпускном классе Кинг еще раз попробовал себя в журналистике — на этот раз по приглашению редактора лисбонской газеты Джона Гулда, которому был нужен спортивный репортер.

Как известно, в приличных американских школах спортом занимаются чуть ли не все ученики, и Стивен тоже неплохо играл в бейсбол и баскетбол что было довольно нетрудно при его росте. Написав несколько заметок, он принес их Гулду, который дал ему один из первых уроков писательского мастерства.

За этот совет Кинг был благодарен, как и за предложенный гонорар — полцента за слово. Он проработал в газете до весны года, когда пришла пора готовиться к поступлению. Тогда же он наконец-то прорвался в «настоящую» прессу — один из постоянно рассылаемых им рассказов вышел в журнале «Комикс ревью» в Алабаме. Правда, издатель Майк Гаррет вычурно назвал рассказ «В полумире ужаса », изменив «крутое» авторское название «Я был юным грабителем могил », содранное с фильма «Я был юным оборотнем ».

Рассказ повествовал о бедном сироте, которого ученые со зловещими и явно иностранными фамилиями Вейнбаум и Рэнкин наняли для выкапывания мертвых тел. Мертвецами они откармливали гигантских личинок, выращенных ими для непонятной цели. Узнав об этом, храбрый подросток со своей подружкой Вики поджег лабораторию и уничтожил личинок, которые перед тем успели сожрать обоих экспериментаторов. Сюжет до боли напоминал известный рассказ Лавкрафта «Герберт Уэст — реаниматор».

Впрочем, Кинг ни тогда, ни потом не боялся обвинений в плагиате. Естественно, за рассказ Стивену не заплатили, а деньги ему были нужны, как никогда. По совету матери он подал в правительство штата прошение на ссуду в размере долларов — столько стоил первый год обучения в Мэнском университете. Чтобы оплатить колледж, который был также подготовительным отделением университета, Стивен пошел трудиться на ткацкую фабрику «Ворамбо» в Лисбон-Фоллс — «говенный сарай, нависающий над грязной речкой Андроскоггин, как работный дом из романов Диккенса».

Утром он бежал в школу, а после уроков нехотя плелся на фабрику, где до вечера запихивал в мешки готовую ткань.

Уже через месяц он так устал, что собирался все бросить и добровольцем отправиться во Вьетнам. В том самом году администрация Джонсона, сменившего убитого Кеннеди, отправила в эту страну полмиллиона солдат для защиты «свободы и демократии».

Кинг, который называет доверчивость своим главным недостатком, на первых порах искренне верил в справедливость этой войны. Прочитав Хемингуэя, он всерьез планировал собрать на фронте впечатления для будущих книг.

Его мать мыслила куда трезвее: «С твоими глазами тебя убьют в первом же бою, Стивен. А мертвый ты уже ничего не напишешь». Ее слово оказалось решающим — оставив мечты о подвигах, Кинг покорно продолжал тянуть лямку на фабрике. Летом его перевели на более квалифицированную работу — красить сукно.

В «Как писать книги» он восклицает: «Приятно думать, что до сих пор у кого-нибудь в шкафу висит пиджак, покрашенный вашим покорным слугой! Те, кто там побывал, рассказывали, что видели крыс размером с кошку — да что там, с собаку!

Год спустя фантазия Кинга преобразила эти байки в рассказ «Ночная смена», за который мужской журнал «Кавалер» в августе го заплатил ему долларов — первый в его жизни серьезный гонорар. Тогда же он начал писать более серьезную вещь — роман «Последствия» о жизни американцев, уцелевших после ядерной войны. Роман вырос до сорока страниц, но потом надоел автору и был заброшен.

Позже он стал зерном, из которого выросла масштабная эпопея «Противостояние». Осенью го Стивен поступил в Мэнский университет, главный кампус которого находился в Ороно, рядом с Бангором — главным городом Восточного Мэна. Тогда, как и сейчас, его население достигало примерно 30 тысяч человек.

Если Портленд всегда был крупным портом, то благосостояние Бангора, стоящего на реке Пенобскот, целиком основывалось на переработке и сплаве древесины.

Главным местным героем был знаменитый лесоруб Пол Бэньян, громадная пластиковая статуя которого возвышалась перед городским Общественным центром. Эта статуя попала в роман «Оно», как и другие приметы Бангора, который под пером Кинга превратился в зловещий Дерри. Впрочем, город ему понравился — он был не таким шумным и равнодушным, как Портленд, но и не таким захолустным и сонным, как городки его детства. Быть может, уже тогда Кинг решил поселиться в Бангоре.

Во всяком случае, покидать Мэн он не планировал никогда — удивительная усидчивость для нации, представители которой меняют место жительства легче, чем автомобиль. Свою университетскую жизнь Кинг подробно описал в романе «Сердца в Атлантиде ».

Все было именно так — в кампус он приехал на стареньком «бьюике», капот которого украшала наклейка «Я голосовал за Голдуотера». Напомним, что летний сенатор Барри Голду отер был тогда символом реакции и самым твердым сторонником вьетнамской войны.

Через полгода наклейка сменилась другой: «Ричард Никсон — военный преступник». К этому времени Стивен уже ходил на антивоенные демонстрации, отрастил длинные волосы и бороду и пару раз побывал в полиции. Кроме этого он попробовал «травку», пережил период увлечения картами также отраженный в романе и лишился девственности с одной из мимолетных подружек.

То же происходило тогда с большинством студентов — по Америке шагала молодежная революция с ее триединым лозунгом: «секс, наркотики, рок-н-ролл».

Надо сказать, что Кинг с его здоровой провинциальной закваской ничем из названного не увлекался сверх меры. Он не примкнул к «детям-цветам», не занялся «расширением сознания» с помощью ЛСД и мухоморов, не вступил в какую-нибудь из групп «революционного действия». Мао и Че Гевара никогда не были его героями. И все же он вел активную общественную жизнь — был избран в студенческий сенат так назывался орган университетского самоуправления и вел в газете кампуса еженедельную колонку под поэтичным названием «Мусоровоз».

Университет, как и большинство американских вузов, сотрясала антивоенная кампания, в которой слились в экстазе хиппи, рокеры, анархисты и секс-меньшинства. Летом года по крупным городам прокатилась волна негритянских бунтов. В Мэне негров почти не было, но эмиссары известной организации «Черные пантеры » приезжали в университет вербовать сторонников.

На встрече с ними Кинг проявил здравомыслие, спросив: «Неужели вы правда верите, что воротилы большого бизнеса обсуждают с генералами из Пентагона, как бы им сжить со света еще парочку чернокожих? Впрочем, Кинг вместе со всеми подписывал петиции, ходил на демонстрации, стоял в пикетах.

Возмущаться было чем: во Вьетнаме ежедневно погибали десятки американцев, в апреле го был застрелен «апостол ненасилия » Мартин Лютер Кинг, а в июне — брат и политический преемник президента Кеннеди Роберт.

В мае заполыхал Париж, и появилось ощущение, что молодежная революция охватывает весь мир. Тут как тут подоспели Мао со своими хунвейбинами и модный философ Маркузе, объявивший студенчество «новой революционной силой». В августе полиция жестоко расправилась со студентами в Чикаго. В апреле го американские войска вторглись в нейтральную Камбоджу, а 4 мая национальная гвардия открыла огонь по возмущенным этим студентам Кентского университета в Огайо, убив четырех человек.

Однако в то время единая волна протестов уже достигла вершины и рассыпалась миллионами брызг-судеб, замкнувшихся в поисках благополучия или в наркотическом бреду. Позже Кинг вспоминал: «Сейчас трудно передать манию преследования, охватившую нас тогда вместе с гневом перед лицом того, что принимало масштабы национального безумия.

Вы не знаете, каково было заходить в бакалею на Вестгейт-Молл и слышать от покупательниц презрительные вопросы: «Почему ты не подстригаешься? Почему ты не во Вьетнаме? На что ты годен? Я был в кухне, а моя мать и тетка сидели в гостиной. Я слышал, как тетка сказала: «Почему ты не скажешь ему, чтобы он обрезал свои волосы или убирался?

Он выглядит как девчонка и говорит все эти вещи против правительства ». Моя мать ответила: «Я не согласна с ним, но он делает то, что считает правильным, и он достаточно взрослый, для того чтобы думать самостоятельно ». Мои глаза наполнились слезами, и я выбежал вон». Правда, большинству студентов эти терзания были чужды. В провинциальном Мэнском университете даже в бурном м было относительно спокойно, и желающие могли ходить на лекции. Кинг достаточно хорошо изучил англо-американскую литературу двух последних веков — об этом говорят разбросанные по его текстам цитаты, явные и скрытые.

Темой его выпускного диплома было творчество Стивена Крейна — сгоревшего от туберкулеза в 28 лет автора «Алого знака доблести », одного из лучших романов о войне. В июне года Кинг покинул стены кампуса в Ороно, куда вернулся пять лет спустя уже как лектор. Все время учебы он продолжал писать и печататься. Конечно, мать посылала ему деньги, но их вечно не хватало. Кинг получал стипендию штата, которая покрывала стоимость учебы и отчасти питания.

Однако нужно было еще платить за комнату в пансионе Эда Прайса он быстро понял, что в общежитии спокойно заниматься невозможно и за скромные студенческие удовольствия вроде пива и кино. Увы, зарабатывать на жизнь литературой было нелегко. Еще на первом курсе, осенью го, Кинг написал роман «Длинный путь » Long Walk , в другом переводе — «Долгая прогулка ».

Сюжет был типичным для тех лет — тоталитарная Америка будущего, где любовь к всевозможным шоу выродилась в жестокую забаву. Сотню юных добровольцев заставляют идти по дороге спортивным шагом, упавших пристреливают «выписывают пропуск» , а единственного победителя награждают по-царски.

В узкое пространство небольшого романа — скорее даже повести — автор умудрился втиснуть сотню персонажей, каждый из которых выделялся хотя бы маленькой запоминающейся черточкой. Здесь уже было все, что характерно для Кинга-писателя, — яркие характеры, грубоватый просторечный язык и обилие кровавых сцен.

Жребий Салема – Стивен Кинг и его город вампиров Салемс-Лот

Было и еще одно «ноу-хау» — действие романа происходило в Мэне, и там же жил главный герой — Рэй Гэррети, единственный выживший на Длинном пути. Подростки участвуют в шоу по разным причинам — в основном чтобы разбогатеть. Гэррети сам не знает, зачем отправился в путь. Быть может, чтобы почти невероятной победой отомстить распорядителю игры, всесильному Майору, как-то связанному с Эскадроном — карательной структурой, убившей отца героя. Сила Гэррети в том, что в смертельной гонке он не отгораживается от товарищей, как многие участники Длинного пути.

Он готов делиться последним куском, глотком воды, и даже в конце им двигают не ненависть или страх смерти, а любовь к матери и подруге Джен, которые ждут его дома. Один за другим мальчишки получают «пропуск », и Гэррети остается вдвоем со Стеббинсом — внебрачным сыном Майора, который с улыбкой смотрит на гибель товарищей.

Этот бездушный эгоист становится для героя роднее матери — ведь они вместе прошли через ад. Стеббинс умирает от непосильной нагрузки, но Гэррети не слышит ни приветственного рева толпы, ни поздравлений Майора. Он уверен, что идти еще далеко, и, похоже, остановиться ему уже не удастся.

Любые игры с тоталитарной машиной обречены на проигрыш — такова нехитрая мысль романа, напоминающего своей беспросветной мрачностью «» Оруэлла.

Кинг отправил «Длинный путь» в крупное издательство «Рэндом Хауз», но в очередной раз получил отказ. Это заставило его прервать работу над другим романом, начатым еще в колледже. Вначале он назывался «Смириться с этим» и рассказывал о школьнике, застрелившем учительницу и взявшем в заложники своих товарищей.

Роман, позже дописанный и получивший название «Ярость» Rage , был куда слабее «Длинного пути » — подростковое бунтарство, приправленное незрелыми философскими рассуждениями в духе Ницше. В те годы подобные произведения писали и читали очень многие, и Кинг отличался от них лишь одним — наличием живого и симпатичного героя. Да, Чарли Деккер вызывает симпатию, хотя он избил учителя, надерзил директору школы, а потом принес из дома отцовский пистолет и застрелил еще двух педагогов.

Он «прочел слишком много книг» и с детства привык задавать вопросы, на которые взрослые отвечали только запретами и наказаниями. Ответом Деккера становится бунт — яростный, не разбирающий правых и виноватых. В захваченном классе он устраивает коллективный сеанс психоанализа, заставляя соучеников раскрывать свои тайны и каяться в грехах.

Даже затевает между ними что-то вроде гладиаторских боев. В этих условиях школьники делятся на группы — одни пытаются договориться с Чарли, другие лебезят перед ним, третьи встают на его сторону, проявляя пресловутый «стокгольмский синдром».

В конце концов герой отпустил заложников, был арестован и помещен в психушку — очевидно, на всю жизнь. Там он все еще пытается бороться: «Мне дают заварной крем, я давлюсь им, но ем. Терпеть не могу заварной крем, а они думают, я люблю его. Значит, у меня опять появился секрет, и это здорово». Роман вышел только в году, а вскоре американские школы охватила эпидемия стрельбы в классах.

Писателя пытались обвинить в том, что стрелявшие подражают его герою. Он возражал: подросткам не обязательно искать в библиотеках его полузабытый роман — достаточно посмотреть телевизор. Однако «Ярость» с тех пор невзлюбил и при издании отдельной книгой отдал своему двойнику Бахману о нем будет рассказано позже.

В году, после трагедии в Колумбусе, где два школьника расстреляли дюжину своих товарищей, он решил больше никогда ее не издавать. Но это было еще не все. В одном из интервью Кинг упоминал, что до года написал целых пять романов: «два плохих, один так себе и два вполне пристойных ». К плохим относились «Блейз» и «Меч во тьме», которые так и не увидели света.

Надо сказать, что ни один из них не относился к «ужастикам», — в ту пору Кинг еще планировал войти в большую литературу и тяготел к социально значимым сюжетам. Начатый весной го «Меч во тьме » повествовал о банде подростков, которые с целью вволю пограбить магазины пытались устроить расовые беспорядки в городе Гардинге — кинговской версии Детройта.

Этот роман был доведен почти до конца, но в итоге заброшен, как и более поздний «Блейз», повествовавший о полу-дебильном бандите-толстяке, который похитил ради выкупа маленького мальчика. Кинговский «Вождь краснокожих», естественно, кончился плохо — несчастный Блейз привязался к малышу и был застрелен при попытке вернуть его родителям.

Только в году писатель вспомнил об этом произведении, довел его до ума и выпустил в свет — опять-таки отдав Бахману. В ту пору Кинг предпочитал рассказы — главным образом потому, что их было легче пристраивать в журналы. Особенно мужские, которые тогда еще разбавляли фото раздетых девиц беллетристикой. Часть рассказов была откровенной халтурой, другие отличались занимательным, но явно надуманным сюжетом. Этот рассказ сам Кинг считает удачей, хотя он тоже подражал готическим романам: его герой Вартон приезжает в зловещий викторианский особняк, чтобы узнать причину смерти своей сестры.

Оказалось, что она случайно попала в комнату с зеркальным полом, где человек теряет ощущение пространства. После чего упала с высоты непонятно откуда взявшейся и разбилась. То же случилось с ее братом, и ощущения, пережитые им в дьявольской комнате, — самое удачное место довольно слабого рассказа. После удачи со «Стеклянным полом» новых рассказов долго не печатали, хотя Кинг отправлял их в редакции с завидной регулярностью. Путь молодого литератора явно не был усыпан розами, и периодически ему являлась в голову мысль заняться чем-нибудь другим.

Но чем? Физический труд не был его стихией, к изобретательству он, в отличие от брата Дэвида, склонности не имел. Кое-как научился играть на гитаре, но этого явно не хватало, чтобы стать рок-звездой. Рисование не давалось ему со школы. Оставалось только писательство — весь вопрос был в том, как обратить его на пользу себе, а заодно и людям.

Вначале пришли детские страхи, потом — комиксы и книжки о приключениях. С года их сменили кинофильмы, которые, по признанию самого Кинга, целых десять лет были для него главным в жизни. Как минимум дважды в неделю он посещал кинотеатры Льюистона, где смотрел все подряд — мюзиклы, боевики, диснеевские мультики.

При этом его любимцами оставались малобюджетные ужастики класса «В» наподобие знаменитой «Твари из Черной лагуны» — тварь играл аквалангист, кое-как замаскированный черным резиновым костюмом. В других картинах «блистали » надувные динозавры, злобные пластиковые марсиане и гигантские жуки, которые ни с того ни с сего набрасывались на бедных землян.

Убогие сюжеты, тогда еще не скрашенные компьютерной графикой и спецэффектами, вызывали справедливые насмешки критики. Но Кинг смотрел на экран во все глаза. В «Как писать книги» он вспоминает о своих тогдашних чувствах: «К черту милое, к черту воодушевляющее, к черту Белоснежку с ее семью занюханными гномами! В тринадцать лет мне нужны были чудовища, пожирающие целый город, радиоактивные трупы, выходящие из океана и поедающие серфингистов, девки в черных лифчиках, похожие на шоферских подстилок».

Главным для Кинга в фильме всегда был — и остается — напряженный сюжет. Речь может идти о преступлении, о войне рокерских банд или о нашествии инопланетян.

Важно только, чтобы зритель не подозревал, что случится в следующую минуту.

Поэтому Кинг остался в общем-то равнодушным к знаменитому саспенсу — старательному нагнетанию напряжения в фильмах Хичкока «сейчас, вот сейчас случится что-то страшное».

Хотя авторитет мэтра признавал и считал сцену в душе из «Психо » одной из самых страшных в истории кино. Не увлекали его и масштабные эпопеи от «Бен-Гура » до «Звездных войн » — слишком уж там все было расчислено и предсказуемо. Пересмотрев практически все ужастики, снятые до начала х годов, Кинг мог смело считать себя экспертом по этой части.

Что и доказал, написав позже книгу «Пляска смерти» — подробный разбор книг и фильмов ужаса, много говорящий не только о жанре, но и о самом авторе. В ее начале он описал свой первый подлинный ужас, пережитый в октябре го в кинотеатре Стратфорда, когда посреди фантастического фильма «Земля против летающих тарелок» погас свет и детям объявили, что русские запустили в космос первый спутник.

Это было страшно, поскольку нарушало убежденность в могуществе США и незыблемости американского образа жизни. Кинг пишет: «Мы, дети войны, оказались плодородной почвой для семян ужаса; мы выросли в странной, почти цирковой атмосфере паранойи, патриотизма и национальной гордости.

Нам говорили, что мы величайшая нация на Земле и что любой разбойник из-за железного занавеса, который попытается напасть на нас в огромном салуне внешней политики, узнает, у кого самый быстрый револьвер на Западе». Обстановка холодной войны и шпиономании создавала в общественном сознании парадоксальный сдвиг. Наращивая небывалое в истории благосостояние, американцы в то же время убеждались, что в любой момент могут его лишиться. Жанр ужасов играл важную роль, замещая реальные опасности вымышленными или, по крайней мере, маловероятными, как вторжение космических пришельцев.

Кинг писал в «Пляске смерти »: «За последние тридцать лет поле ужасного расширилось и теперь включает не только личные страхи. За этот период а в несколько меньшей степени и в течение семидесяти предшествующих лет жанр ужаса отыскивал критические точки фобии национального масштаба, и те книги и фильмы, которые пользовались наибольшим успехом, почти всегда выражали страхи очень широких кругов населения и играли на них.

Такие страхи — обычно политические, экономические и психологические, а отнюдь не страх перед сверхъестественным — придают лучшим произведениям этого жанра приятный аллегорический оттенок».

В то же время Кинг хорошо понимает, что страх перед внешней угрозой — советскими бомбами или инопланетными «лучами смерти» — скрывает под собой ужас более глубокого уровня, таящийся в душе человека. Фрейд первым нащупал источник этого ужаса, назвав его «подсознанием». Но это лишь часть правды — возможно, ближе к истине были церковники, говорившие о вселении в людей нечистого духа.

Иначе трудно объяснить, почему из подсознания вырываются наружу именно разрушительные инстинкты, превращающие обычных граждан в убийц и маньяков. Дьявол в разных обличьях нередко присутствует в романах Кинга, но чаще его заменяет тот же монстр из шкафа — Безымянная Тварь с покатыми плечами и злобно горящими глазами. Это самый древний, архетипический источник страха, отправляющий нас в прошлое, к первобытным временам.

Это танец сквозь помещения, где собрано множество предметов мебели, каждый из них символизирует нашу социальную приспособленность, наш просвещенный характер, в поисках иного места, комнаты, которая порой может напоминать камеру пыток испанской инквизиции, но чаще всего — грубую нору пещерного человека».

Сильнее всего нас пугают непонятные явления, скрытые под маской обыденности. Оборотень, вдруг превращающийся в волка, гораздо страшнее, чем настоящий волк. Хорошо понимая это, Кинг — как и многие другие авторы — предпочитает изображать тех же инопланетян не громящими земные города с воздуха, а завладевающими ими изнутри, тихой сапой. Конечно, опасность стать томминокерами из одноименного кинговского романа нам вряд ли грозит, зато более чем реален шанс включиться в массовый психоз и совершить вместе с толпой то, за что потом будет отчаянно стыдно.

Потенциальный линчеватель сидит почти в каждом из нас я исключаю святых, прошлых и нынешних, но все святые тоже были по-своему безумны , и время от времени его приходится выпускать покричать и покататься по травке». Давно доказано, что о таких внутренних угрозах — «карманных страхах» — люди начинают думать при отсутствии внешних. Отчасти это объясняет, почему модернизированный жанр horror расцвел именно в США — стране, жители которой большую часть XX века наслаждались миром и процветанием.

В России, населению которой постоянно угрожали внешние враги или собственные власти, он был почти неизвестен — несмотря на потребность в нем, которую время от времени порождало индивидуальное сознание. Если у коллектива страхи общие и, как верно подметил Кинг, социальные, то личность наедине с собой боится совсем других вещей.

Боится болезни, смерти, безумия, потери близких и даже буки, сидящего в шкафу. Кинг умело препарирует все эти страхи, выступая, по его собственным словам, психоаналитиком наоборот. Вероятно, нужно и то, и другое: «Мы описываем выдуманные ужасы, чтобы помочь людям справиться с реальными».

Сила Кинга заключается в том, что он четко понимал свою общественную функцию и старается во всяком случае, старался до начала девяностых не выходить за ее пределы. Не верите ни в вампиров, ни в оборотней, ни в грузовики, которые вдруг заводятся сами по себе.

Настоящие ужасы, в которые мы верим, — из разряда того, о чем писали Достоевский, Олби и Макдональд [2]. Это ненависть, отчуждение, старение без любви, вступление в непонятный и враждебный мир неуверенной походкой юноши. И мы в своей повседневной реальности часто напоминаем трагедийно-комедийную маску — усмехающуюся снаружи и скорбно опустившую уголки губ внутри. Где-то, безусловно, существует некий центральный пункт переключения, некий трансформатор с проводками, позволяющий соединить эти две маски.

И находится он в том самом месте, в том уголке души, куда так хорошо ложатся истории ужасов». В сочинениях Кинга критики находят все пласты ужаса, последовательно освоенные человечеством.

Первый — бессознательный первобытный страх, относящийся ко всему, что находится за пределами круга света от горящего костра. Второй — ритуальный страх перед духами, мстящими за нарушение принятых правил на нем основано большинство суеверий и примет. Третий — мифологический страх перед силами Зла, к которым относятся и христианский дьявол, и чуждые нашему пониманию инопланетяне.

Четвертый — социальный страх перед карающей властью или, напротив, бунтарской стихией толпы. Пятый — страх перед выходящей из-под контроля цивилизацией с ее техническими, атомными и генетическими игрушками. Вспомните прочитанные вами кинговские книги — и вы без труда найдете в каждой один, а то и несколько этих пластов.

Как ни странно, этот древнейший ужас проник в литературу только в XX веке — во многом благодаря старику Фрейду. До этого его можно было распознать только в записях сказок примитивных племен. Почти одновременно родился ужас перед наукой, пришедший в литературу с «Франкенштейном» Мэри Шелли. В новом сознании «безумный изобретатель» заменил дьявола, насылающего на людей всевозможные беды.

В эпоху романтизма ожили и мифологические страхи прошлого, хотя теперь их пытались порой истолковать рационально. К середине XIX века все было готово к появлению отдельного жанра литературы ужасов.

Его черты находят в творчестве Эдгара По, Гофмана и даже Гоголя, однако здесь чистый horror растворен в романтическом субстрате — оттуда явились и чародеи, и бледные призраки, и разрытые могилы под луной. В сгущенном виде все это предстало в готических романах Энн Рэдклиф и Мэтью Льюиса, ныне прочно забытых, — даже Кинг, кажется, знаком с ними весьма плохо.

Оказалось, что простого нагромождения ужасов — а в «Монахе » того же Льюиса их больше, чем в любом романе Кинга, — недостаточно, чтобы впечатлить читателя. Как ни странно, более долговечным оказался маленький и довольно неумелый роман летней Мэри Шелли — там присутствовала атмосфера ужаса, действующая сильнее, чем смачные описания окровавленных трупов и раскрытых гробов.

В «Пляске смерти» Кинг уделяет большое внимание «Истории доктора Джекила и мистера Хайда» Стивенсона, хотя обычно ее не включают в обзоры литературы ужасов.

В ней есть новаторская для своего времени и очень важная для самого Кинга тема двойника. Почтенный лондонский врач Джекил превращается в мистера Хайда из викторианского лицемерия — «он хочет пьянствовать и развлекаться, но при этом ни одна самая грязная уайтчепельская проститутка не должна подозревать, что это доктор, в глазах всех подобный святому». Хайд не просто мерзок на вид — это настоящий монстр, топчущий упавшего ребенка и убивающий беспомощного старика «с обезьяньей злобой ».

Автор явно намекал на историю Джека-потрошителя, который, по мнению большинства, тоже был «джентльменом из общества» и более того, врачом кто еще смог бы так аккуратно освежевать несчастных жертв? Результат предсказуем — отвратительный двойник берет верх над своим создателем и приводит его к гибели. Романтичный и далекий от науки Стивенсон предвосхищает вывод доктора Фрейда: в каждом из нас сидит Зло, готовое вырваться наружу и натворить бед. Но истинное рождение жанра произошло в году, когда летний журналист-ирландец Брэм Стокер издал роман «Граф Дракула ».

До этого темы вампиров и средневекового злодея Влада Цепеша-Дракулы существовали в литературе раздельно и считались отголоском давно забытых суеверий. Его зовут Брайан и как-то там еще. Папаня его ставит рамы и двери то ли в Оксфорде, то ли в Южном Париже. Не спускай с него глаз, говорю тебе. И вообще, держи ухо востро.

Ты уже бывал здесь раньше, но скоро все изменится. Стивен Кинг знаком очень многим по многотомным циклам произведений, отдельным рассказам и нескольким крупным книгам. Не могу сказать, что мне нравится большая часть его произведений, но роман "Нужны вещи" когда-то на меня произвел сильное впечатление. Уверен, многие знакомы с данной книгой.

Смею надеяться, что короткий обзор сможет подтолкнуть некоторых читателей вновь окунуться в эту бушующую страстями историю.

А тем, кто не прочитал это произведение, предоставит несколько небольших поводов наконец ознакомиться с ним. Книга, написанная после того, как автор избавился от нескольких губительных зависимостей, как бы это ни звучало, частично посвящена пагубным пристрастиям. А так же недостаткам, присущим почти всем жителям планеты. И поведает нам о том, как может быть губителен диктат вещей, которые превращаются в идолов и могут подчинить людей, опустив сознание на уровень инстинктов и скотских побуждений.

Сюжет начинается обыденно - в небольшой город, под названием Касл-Рок, приезжает некто, скрывающийся под именем Гонт, и открывает свой магазинчик под вывеской "Нужные вещи". Первый посетитель - простой мальчишка, чье хобби собирать бейсбольные карточки, который интересуется, чем же торгуют здесь.

Мистер Гонт отвечает, что продает лишь то, что нужно. И тут же заводит разговор о выгоднейшей сделке, предлагая, в обмен на дорогой подарок, всего лишь пошутить. Если бы мальчик знал, к чему в итоге приведёт этот, казалось бы, невинный поступок - бежал бы от этого места и странного господина за горизонт без оглядки. И если бы на первом покупателе всё и закончилось Но радушный продавец продолжает принимать в свой уютный магазин любопытствующий люд, многие из которого просто не желают отказаться от столь давно разыскиваемых или навязанных вещей.

Наращивая обороты и погружая читателя в неприглядную подноготную жизни, на первый взгляд, совершенно спокойного и пасторального городка. Стивен Кинг выстраивает свою завораживающую повесть, где нет лишних действий или ненужных персонажей. Почти все из них пройдут через преображения и далеко не всегда - благоприятное.

Здесь будут собраны воедино истории старых обид и ошибок; затаенной ненависти и нежелания принимать жестокую правду, отдавшись во власть всемилостивой фальши; преодоления своих темных устремлений и гнусных сторон личности, что были долгие годы замаскированы тонким слоем социальных ограничений. Создается впечатление, что сосредоточено повествование не на действиях героях, а на том, что же побуждает их совершать тот или иной поступок, что за положительное или негативное побуждение диктует свою волю и направляет руку, занесенную для удара или мирного жеста.

Здесь удивительно мало мистики, привычной сюжетам автора. Но это с лихвой компенсировано подробными размышлениями об эгоистичных влечениях и жестоких помыслах в погоне за мечтой, когда человек не собирается считаться со средствами достижения заветной цели. Произведение приглянется, если интересует летопись неискоренимых пороков людских, качеств, которые почти невозможно вытравить из сути рода человеческого, но, применив здравомыслие, можно попытаться их понять и преодолеть.

Так же она вполне способна увлечь тех, кто ищет ответ на вопросы: как далеко человек может зайти в бессмысленной тяге к недосягаемому сокровенному? Что может скрываться за таким простым словом, как "одержимость"? Сколь глубоко в людях сидит противоречие между разумным эгоизмом и гуманностью? И, наконец, какую цену вы готовы заплатить за действительно нужную вещь? Стивену Кингу, самому известному — и самому экранизируемому — современному прозаику, работающему в жанре мистики, триллера и фантастики, исполняется 70 лет.

Ru» вспоминает заметные романы Кинга, которые могут увлечь и напугать не меньше, чем «Сияние» или «Оно». Штат Мэн, старый дом, скрипучие половицы. Одна красивая женщина, один мальчик-аутсайдер, один городской сумасшедший или религиозный фанатик. Стивен Кинг не только «король ужасов», но и король — а может быть, даже и изобретатель — многих клише, после него кочующих из фильма в фильм и из книги в книгу.

Фильм затягивает с первой минуты и не отпускает до последней! Призрак! Фильм ужасов, Новый фильм

Да, его типические образы и штампы уже воспринимаются как родные — за 58 лет творчества Кинг создал узнаваемый мир из 55 романов включая цикл «Темная башня» из 8 произведений и около рассказов. В заглавие романа вынесено имя главной героини — затравленной школьницы, которая, кроме того страдает от давления религиозной фанатички-матери. В момент, когда у нее начинается первая менструация, Кэрри обнаруживает у себя способности управлять предметами силой мысли.

На первый взгляд, вполне безобидный дар — однако в момент, когда глумливые одноклассники достанут Кэрри окончательно,. Это первый роман Стивена Кинга, и встретили его холодно. Жестоких подростков, на которых в книге сделан один из главных акцентов, рецензенты назвали неправдоподобными да-да, до эпохи «школьных расстрелов» оставалось еще добрых 20 лет.

Слабой также называли структуру романа и манипуляцию вывернутым наизнанку архетипом Золушки. Жесткие критики разглядели прелесть книги уже после того, как Кинг выпустил несколько других работ.

Да и сам образ Кэрри, меняющийся в зависимости от того, под каким углом и чьими глазами на нее смотреть, стал началом целой вереницы образов Кинга. Сюжет постапокалипсиса, который после Кинга станет классическим: из секретной лаборатории минобороны США вырывается вирус, который быстро уничтожает почти все население страны и вырывается за ее пределы.

Все зараженные — нет, не превращаются в зомби — всего лишь погибают. Но мизерная доля людей имеет к вирусу иммунитет: они постепенно собираются в группы, пытаются выживать, строить новый мир, но довольно скоро начинают убивать друг друга, обнажая мораль о том, что. Даже по объему книги заметно: это роман для сильных духом. Он очень большой: больше «Улисса», «Войны и мира» и «Моби Дика», и что почти неизбежно для произведений подобного масштаба невероятно затянутый и подробный.

Кинг умудрился уместить в этой книге порядка сотни персонажей, множество сюжетных линий и чудовищное количество мини-катаклизмов, из которых складывается большая трагедия: от фашизма и религиозного фанатизма до паранормальных явлений и каннибализма. Несмотря на то, что Кинг явно не мастер жанра эпопеи, это очень достойный роман: ему даже идет некоторая неловкость сюжета и нежная надежда на светлое будущее, отсылающая к «Чуме» Альбера Камю. Книга была высоко оценена критиками и вдохновила немало сценаристов и режиссеров: так, сюжет сериала «Ходячие мертвецы» Фрэнка Дарабонта — друга Кинга, который перевел на экран немало его романов — общими чертами отчаянно напоминает «Противостояние».

Штат Мэн. Луис и Рэйчел Крид с детьми переезжают в новый дом. Недалеко от их жилища расположено довольно безобидное кладбище домашних животных, чуть дальше в лес — старое кладбище американских индейцев микмаков.

В скором времени любимого кота их дочери сбивает грузовик, и Луис, следуя указаниям сведущего в подобных делах соседа, идет закапывать питомца на кладбище индейцев. На следующий день. В следующий раз грузовик Кинга сбивает уже маленького сына Кридов — и надо ли говорить, какая идея приходит на ум Луису. Сам Стивен Кинг называет этот роман самым страшным из всего, что он когда-либо написал. И он не нравится ему — несмотря на то, что язык автора и избранный им жанр «постмодернистской готики» в определенном смысле вознесли Кинга на новый уровень писательского мастерства.

Кинг считает, что этот роман вышел из «самых темных закоулков» его души, слишком безнадежен и безысходен, хотя писатель привык оставлять своим героям хоть каплю надежды. При этом сложно не оценить, как умело Кинг применил в книге традиции «классической» готической литературы:. Джейк, типичный американский учитель английского, любящий задавать на дом сочинения в стиле «День, изменивший мою жизнь», спокойно ест гамбургер в закусочной своего приятеля Эла.

А потом заходит к нему в кладовку и попадает почти на 60 лет назад, в 9 сентября года. Возвращается Джейк немного шокированным, но. Эл сразу набрасывается на него с философской речью о том, что им в жизни выпал шанс сделать что-то великое, а именно — предотвратить убийство президента Джона Кеннеди. Для этого придется прожить в прошлом целых пять лет Кеннеди был застрелен 22 ноября года — но с другой стороны, хватит времени, чтобы вычислить настоящего убийцу и остановить его.

Вот только прошлое очень не хочет меняться и всячески сопротивляется незваным гостям, норовящим изменить историю на свой лад.

В романе есть как и типично кинговские клише штат Мэн, школьный учитель, отец-психопат, красотка со сложным внутренним миром , так и милые находки, точки, которых прошлое переплетается с будущим, обнажая неумолимую силу времени и судьбы. Пусть это далеко не первый и не лучший отход Кинга от ужасов к волнующей фантастике с «Зеленой милей» соперничать тяжело , однако читатели приняли книгу с восторгом.

В году вышел одноименный сериал, признанный одной из самых удачных экранизаций Кинга: писатель работал над шоу совместно с продюсерами Дж. Абрамсом и Брайаном Бёрком, а главного героя удачно сыграл Джеймс Франко. Выкладываю "Долгий джонт" Стивена Кинга в своей озвучке, хочу услышать конструктивную критику.

Приятно ли слушать? Я просто любитель и это одна из моих первых серьезных работ в жанре. Как вам интонация, тембр, темп? Я люблю читать вслух. Так с самого детства, с тех пор, как с книгами познакомилась.

Самой любимой позой для чтения всегда была одна -- "распластаться" на животе на полу, заткнуть пальцами уши. И горланить на всю квартиру какую-нибудь сказку разными голосами.

Мне 24, а я до сих пор так делаю, когда дома никого нет. Мне часто говорят, что у меня приятный голос, и что глупо с моей стороны читать "в никуда".

Так я начала включать во время своих "сеансов чтения" диктофон. На день рождения подарила другу маленький сборник рассказов, озвученный и смонтированный собственноручно, и после этого понеслось. Друзья теперь часто просят дать им что-нибудь послушать в дорогу. Так, под мой голос летали в Ирландию и Австралию, бегали марафоны, "гоняли" за угол за шаурмой.

Еще говорят, круто засыпать. Теперь самое лучшее из того, что я читаю вслух каждый день, выкладываю в своем маленьком телеграм канале, созданном для близких. Записываю на телефон, немного монтирую, подтягиваю качество звука. В общем, друзья радуются, но мне бы очень хотелось послушать и конструктивную критику. Канал этого не дает сделать. Плотно засела Темная башня С. Кинга у меня в организме. Прочитан цикл более года назад.

Суть проблемы: не могу читать ничего другого. Очень удручает ситьюэйшн. Ну помогите Даже если перед покупкой вы провели в магазине пять часов и успели дважды посидеть на всех игровых креслах, не факт, что в итоге будете довольны выбором. Все потому, что нужно учитывать не только очевидные факторы вроде эргономики, но и неожиданные нюансы. Например, материал колесиков да-да, мы не шутим.

Вместе с Zone 51 — брендом игровых кресел и товаров для геймеров — разбираемся, как выбрать кресло, чтобы ни разу не пожалеть. Добротное игровое кресло стоит недешево, поэтому купить его хочется один раз и надолго.

Вот только о том, что со временем тело может измениться, обычно никто не задумывается. Так что не удивляйтесь, если всего через пару лет в кресле, в котором вам всегда было удобно, начнет затекать спина или шея. Решение есть — выбрать модель-трансформер, которая будет всегда под вас подстраиваться. Например, у кресла Zone 51 Bastion подушки под шею и поясницу заполнены плотной латексной пеной.

Они одновременно упругие и мягкие, поэтому поддерживают тело и не продавливаются со временем. Их можно отрегулировать по высоте или вообще убрать, причем даже не придется возиться с неудобными ремнями — в обе подушки встроены магниты. Еще одна их особенность — исключительная «трогательность»: из-за велюрового материала они очень приятны на ощупь.

Такая же способность подстраиваться под вас должна быть и у подлокотников.