Вся вдовья мощь, Вдовий дом имени Блиновых и Бугровых — Энциклопедия — Русфонд
Его прооперировали, спасли как минимум руку, а скорее всего - жизнь. Он из Узбекистана. Скорее больше о человеке скажут его речь и одежда.
Ирландский городок на берегу моря, который настолько прекрасен и ярок в своей миниатюрной красоте, что хоть кино снимай. И называется как дивно - Вдовья гора. Очень подходящее для курорта название пришло как-то само собой, из-за того, что после Первой Мировой войны почти всем здесь заправляют женщины - вдовы погибших солдат и офицеров.
Одной из самых авторитетных дам вдовьего королевства по праву считается миссис Дойл-Каунихэн Джоан Плаурайт , единственная женщина которой позволено здесь проживать с мужчиной без регистрации брака, но вы ничего такого не подумайте про достойную вдову, это её великовозрастный холостой сыночек, постоянно временно безработный адвокат.
Маменька не хочет, чтобы работа отбирала у неё мальчика хоть на час. Её по какой-то причине опекает городской вдовий совет, он даже домик для женщины в своё время выделил.
Очевидно, что-то такое было в её прошлом, раз женский парламент к ней так лоялен. Кэтрин живёт тихо, сдаёт комнаты туристам и выращивает розы. Однако вечной славы красоте не сыскать, и вскоре корону первой красавицы водворяют на прекрасную златокудрую и более молодую головку Эдвины Брум Наташа Ричардсон , прибывшую из Америки.
Впрочем, она и во Франции успела пожить. Эдвина тоже военная вдова, и местная администрация разрешает женщине здесь поселиться. Обе красавицы, молодая и не очень, сразу же открывают соревнования между собой, буквально с первого взгляда возненавидев друг друга. А ещё сын миссис Дойл-Каунихэн Годфри Эдриан Данбар начинает ухаживать за этой богатенькой Эдвиной, и, что хуже всего, при полном одобрении своей матери.
Ещё бы: отдельная жилплощадь, дорогой автомобиль и хорошая военная пенсия по утрате мужа-кормильца. У женщин случается стычка на танцах, потом Кэтрин портит надписью стену дома Эдвины и пускает её машину в реку, а Эдвина срывает выставочные розы Кэтрин и чуть не топит её лодку Уже никто и не помнит, из-за чего всё началось.
Но примириться воюющим сторонам не удалось. Война между женщинами достигает апогея и приводит к совершенно неожиданному итогу. Кэтрин срывает свадьбу Эдвины с Годфри.
Она открывает всем её неприглядную тайну, которую невеста тщательно скрывала от всех. Какое коварство, подумали вы. Она любовалась синими стрекозами, что водились только в этом логу, и легкокрылыми бабочками, порхавшими над цветами, срывала засохшие, выгоревшие от засухи, ягоды, и жевала их, напевала под нос песенку, и шла всё вперёд, к бабе Шуре.
Баба Шура приходилась ей не родной бабкой, а двоюродной, но почитала Лизка её за родную. Свою-то, бабу Зою, она и не видала никогда, та рано померла, сердцем. А вот сестра её старшая, баба Шура, жила. Сколько ей было лет, Лизка и не знала, ей казалось, что все сто, руки и лицо бабы Шуры были тёмные, и все-все в морщинах, словно земля сухая, потрескавшаяся, когда долго дождика не бывает, вот как сейчас. Жила баба Шура с другой стороны деревни, по ту сторону лога, что разделял деревню пополам, и как бы в стороне от остальных домов, на отшибе.
Стоял её домишко посреди поляны, которая сплошь поросла емшаном, ни единого цветочка не росло на ней окромя него, всё заглушил. И оттого казалась поляна словно покрытой сероватым туманом и пахло на ней всегда горьковато-терпко, так, что в носу начинало щекотать и хотелось чихать.
Детей у бабы Шуры не было, потому что муж её, дед Игнат, молодым помер, когда они только поженились. Собственно, дедом он тогда и не был. Так и не успел им стать, остался навеки молодым парнем.
Лизка видела его на фотографии, что висела у бабы Шуры над столом в рамке. Ничего такой, красивый, длинная чёлка набок, улыбка… Они и года не прожили после свадьбы, как на него напали по дороге из города, куда он нанимался на работу, он тогда с деньгами домой возвращался.
По голове его бандиты ударили и деньги отобрали. Хотели, может, и оглушить только, кто знает, а не рассчитали. Нашли его после уже холодного.
Ох, и ревела Шурочка о своём Игнате, ох, и убивалась. За руки её держали бабы, всё норовила в могилу следом за мужем прыгнуть. Не дали. Лизка шустро перебежала через ручей. Мимоходом полюбовалась на зелёную квакушку, что выглядывала из крошечной лужи, оставшейся от большой доселе запруды, где жило лягушачье семейство.
Она задрала голову наверх. Между двумя склонами лога, на выгоревшем бесцветном небе, застыло жаркое солнце, ничего не предвещало дождя.
Лизка вздохнула и поскакала дальше. Выбравшись наверх, она устремилась к дому бабы Шуры. На пороге комнаты показалась сухонькая маленькая старушка, похожая на мышку с крохотными тонкими лапками, серыми волосами, выглядывающими из-под беленького платка, и в таком же сереньком льняном платье.
И там ещё чего-то матушка собрала, я и не знаю, не глядела. Пущай застынет малость. А мы с тобой сейчас обедать станем, я как раз окрошку сготовила на квасе. Вот только укропу бы ещё с луком надоть, сбегай-ко в огород, нарви тама.
Они сидели за столом, Лизка с аппетитом откусывала большие куски от свежего ломтя ржаного каравая, и, прихлёбывая, ела окрошку. Окрошка была вкусная, с редисом и картошечкой, с варёным мясом.
Квас у бабы Шуры был ядрёный, она добавляла в него хрен, и ещё чего-то, Лизка не знала что, язык приятно пощипывало, и она ела с удовольствием. Они устроились на крылечке, скрытом от солнца листвой старой раскидистой липы, что росла у дома. Отсюда видать было всю поляну, что окружала дом, и от жары горький аромат полыни, казалось, пропитал всё кругом.
Да ведь не всегда тут полынь-то росла. Раньше, давным-давно, цветы тут цвели, у-у-у, какех только не было, и жёлтеньких, и бордовых, и голубеньких, всяких, а опосля одним годом всё исчезло. Оттого и растёт вокруг моей избы вдовья трава. Оттого, что горькая она, как вдовьи слёзоньки и вдовья долюшка, — вздохнула баба Шура. Уж меня вся родня и соседи проверять ходили по нескольку раз на дню, караулили, чтобы с собой чего не сделала.
А я и хотела сделать, грех-то какой так говорить, но так и было, девонька моя. В один день помутилось у меня совсем в голове, взяла я верёвку, и в сарай пошла. Такая же вот жара стояла, как сейчас помню. В сарайке тёмно, пыльно. Залезла я на чурбан, на котором дрова рубили, перекинула верёвку, и почти уже дело это страшное сделать собралася, как позвал меня кто-то.
Я сразу Игнатов голос узнала. Глянула — а он в самом тёмном углу сарая стоит, и на меня глядит, а кругом него быдто свеча горит, такое вот ровное пламя светит.
